Назрань начинается незаметно – минуту назад за окном пролетали поля, горы вдалеке туманные и белесые, они пока под снегом, снег с отрогов сойдет только к лету, потом сразу, без перехода, начинаются заборы из алого кирпича, большие в два переката черепичные крыши, золотом крытые купола мечетей. Одна еще строится, но купол уже горит, как полированная полусфера, в нем отражается небо, а минарет покрыт строительными лесами. Заборы ровные – кирпич к кирпичу, только раствора между ними практически не видно – кладка идеально гладкая, такую в российских городах не увидишь.

Из бронемашины все воспринимается своеобразно, дорога как обязательный, но стремительный эпизод. По привычке заглядываю в окно, видно нечетко - толстый слой бронестекла наполовину запылен, пыль на Кавказе какая-то невесомая, поднятая колесами, она долго висит в воздухе и оседает буквально везде. Посредине окна – стальной обод бойницы. Бронепластина крепится на шарнире и по защелке, если что – это я запомнил после первой инструкции - надо ударить ладонью до упора, она упадет вниз… А дальше выбить стволом тонкое наружное стекло – и можно вести огонь.

База ульяновской полиции в Назрани как исторический раскоп. Тут «слоями» видно, как она возникала. Есть остатки чистого поля – там еще, как и несколько лет назад просто не освоили территорию, есть практически готовые к жизни и нормальному быту строения, но есть и сооружения капитальные, построенные надолго и прочно. Маскировочная сетка над всей территорией и пятиметровая рабица - защита от гранат - по всему периметру. Мешки с песком, навалены баррикадами почти везде, даже в курилке – это обязательный элемент обстановки, результат опыта дислокации на Кавказе.

Техника обустройства за десятилетия кавказских перемещений отработана до автоматизма. В 2004-м ульяновский ОМОН располагался в чеченском Курчалое, чуть далее, в Ингеное – вместе с десантниками и спецназом ФСБ – ульяновский СОБР. Змеиная Гора, возвышающаяся на подступах к Курчалою, на которой расположен блок-пост ОМОНа, укреплялась не хуже Голгофы. Место для лагеря выбрали неприступное, единственная дорога сплошь простреливается и охраняется круглые сутки. Бытовые проблемы тогда решали просто – палатки, несложная лагерная механика, вот и весь быт, но и тогда обустраивались по возможности с комфортом.

Потом СОБР перебросили на охрану знаменитого Гирзельского моста на границе Чечни с Дагестаном. Служба там опасная – ключевая точка пересечения границы, очень привлекательная не только для мирного транспорта. После шести вечера мост перекрывают по приказу "Стоп-колеса", опоздавшим приходится ждать до утра, дежурство круглосуточное и очень напряженное. За год соорудили вполне комфортабельный палаточный городок с дорожками, мощенными камнем, полевой кухней. В то же время ульяновские ППС охраняли Миатлинскую ГЭС на реке Сулак в Дагестане, а ОМОН - Новые Атаги в Чеченской республике. В Назрани задержались надолго, и опыт прежних передислокаций пригодился. Особенно после подрыва назранского ГОВД, где поначалу расположились полицейские из Ульяновска. Тогда из наших чудом никто не пострадал, но меры защиты теперь принимают самые радикальные. Впрочем, ничто не мешает возникать и особым традициям, не боевым, а человеческим…

Колонна с новой сменой полностью втягивается за ограждение и только здесь становится понятна логика ее построения. За автобусами с личным составом – полицейские быстро заполняют небольшой плац перед КПП - въезжают КАМазы.

Тот, кто представляет командировку на Кавказ как сугубо военную операцию – прав лишь отчасти. Много времени здесь приходится заниматься обыденными хозяйственными делами. За годы пребывания в Назрани полицейским своими руками пришлось построить все – от зоны охранения с колючкой, бетонным ограждением и бойницами, усиленными баррикадой из мешков с песком, до казарм, бани, спортзала, туалетов и столовой. Если спросить каждого, кто хоть раз прожил полгода в обстановке, приближенной к боевой, что для него важнее – степень защиты его бронежилета или баня, ответ будет – баня…

Полгода командировки большой срок для каждого оторванного от дома. Если при этом учесть ежедневную службу, когда нужно выходить за периметр на территорию потенциально опасную, связанную с риском получить пулю или просто попасть под обстрел, бытовые мелочи становится значимыми.

Быт – штука навязчивая. Каждый человек, даже герой из героев, хочет спать, есть и, время от времени, смыть с себя грязь. Каждый человек, даже если дома он одинок, хочет общаться и чувствовать, что он кому-то нужен. В конце концов, у каждого дома семья или близкие, которые воспринимают каждый, прожитый им на Кавказе день за два или больше. Наверное, поэтому и оплата сейчас такая – два оклада за каждый месяц пребывания в командировке. Это не главное, многие едут не за денежным довольствием, а потому что есть такая служба.

Можно сказать, что незанятость – главные враги командированного. Занятия, в силу обстоятельств, конечно, довольно однообразны. Например, отоспаться в тепле после суточного дежурства, перекусить не тушенкой, а пловом. Можно пообщаться по Скайпу - почти у каждого есть ноутбук, а в последний год удалось наладить беспроводную сеть. Можно зайти в баню или спортзал. Покурить можно в специально отведенном месте. Вот, практически, и весь военный досуг…

За годы пребывания в Назрани эти проблемы постепенно решились. Не сами по себе, но довольно успешно, с выдумкой. Банька «Симбирочка» - замполит Рамиль вырезал на доске ножом это привычное имя и лично прибил доску пред входом - гонит пар в небольшую, но функциональную парилку. Она круглосуточно открыта для всех.

Возле брустверов, что на северной оконечности периметра, почти у стены – мангал с очагом и подобием русской печки, навес, на все случаи жизни и купель, сколоченная из бревен и досок. На очаге готовят плов в большом казане, который берут у СОБРов, иногда жарят шашлык. В купели под Рождество и христиане, и мусульмане проходят крещенскую закалку морозом. Этот обряд не религиозный, он просто российский, безотносительно к вере. Бойцы рычат от ледяной воды, но ныряют с головой, как в прорубь в деревянную бадью, а батюшка, привезенный специально из ближайшего ингушского села, благословляет христиан знамением. О Боге здесь начинают задумываться многие.

Прибывшие КАМазы разгружают всем миром. ОМОН, СОБР, ППС, все без исключения откидывают борта и грузят, грузят в бытовки упаковки с водой «Волжанка», консервами, продуктами, кирпичи, мешки с цементом, брусья пиломатериала, рулоны «колючки». Все, что необходимо, стараются привезти из дома. Так безопаснее и дешевле.

Полковник СОБРа, герой трех орденов Мужества в горном камуфляже тащит на плече большой ящик с надписью ППС, перевязанный бечёвкой – чье-то имущество, запас на полгода. ГАИшник в сером камуфляже перекатывает поближе к стене рулон «колючки», двое в пятнистом хаки выстраивают цепочку из таких-же одинаковых, коротко стриженных ребят и сгружают, сгружают, сгружают…

Тыловая работа немного похожа на сизифов труд – сколько не делай, остается все больше и больше. Хозяйство здесь необъятное – замкнутое пространство и проблемы со снабжением это верхняя часть айсберга. От колонны до колонны приходится обеспечивать все, начиная от гвоздей, кирпича и цемента до спецсредств и боеприпасов. А в промежутке – рис, гречка, мясо, спортинвентарь, пресловутые сигареты, стиральные порошки и множество мелочей, без которых служба покажется адом. Проблема с сигаретами решилась через пятнадцать минут. Не знаю, где подполковник Алексей Иванович нашел заветную пачку, но когда она оказалась в кармане моего бушлата, я прямиком направился в курилку, послушать, о чем говорят.

Как сказали мне знающие люди – зампотыл может все…

В курилке говорили о службе, о жизни и о себе. «Ты, главное найди чем заняться, - объясняет молодой парень новичку, - тут хочешь, качайся, хочешь, читай, а так – больше и нечем…» На голове у него черная вязанная шапка, невероятным образом скатанная на макушке. Другой спокойно выпускает пару колец дыма и объясняет: «Ты местным помогай, конечно… Но, не надо за них все делать - писать, оформлять там… На шею сядут моментально. Как написать – расскажи, а вот бумажки заполнять – пускай сами заполняют…»

Дознаватели, патрульно-постовая служба, ГИБДД… Дознаватели – дознают, ищут украденное, записывают показания, оперативно обеспечивают местное следствие. ГИБДД следит за движением и оформляет ДТП, блок-посты на въезде-выезде тоже за ними. ДТП здесь случаются часто. Кражи, грабежи и насилие тоже. В целом – ничего особенного, обычная полицейская работа в необычной ситуации. Дублирование работы местного ГОВД – стопроцентное. Служба идет параллельно, друг другу никто не мешает. Ульяновская полиция и полиция города Назрань – это, практически, синонимы.

У СОБРа – задачи особые. СОБРы в командировке только три месяца, но работают не по расписанию, а в любой момент, иногда круглосуточно. ФСБ, армейские федералы, прокуратура, следственный комитет, обеспечивающие законность в регионе, любая структура может вызвать («заказать», как шутят бойцы) силовое прикрытие СОБРа. Их легко отличить даже не по желто-серому горному камуфляжу – одеваются в соответствии с обстановкой, по-разному, а по отношению окружающих и чему-то еще неуловимому… Это другие лица, другая ритмика, особая выучка и особый опыт. Впрочем, насколько удалось увидеть, жизнь СОБРа мало чем отличается от быта всех остальных. «Надо грузить – грузим, рассказывает командир отряда спецназа, - надо туалет чистить – чистим…». Только обустраиваются они быстрее и, комфортнее в любой обстановке. Привычка.

Узнаю тех, с кем теснился в бронемашине. Без брони и арсенала узнать их можно только в лицо, они здесь не такие громоздкие, что ли… Разговариваем с Алексеем – он уже без пулемета - хотят домой, дома семья и уже нервы на пределе у домашних. Боевые выходы? Слава богу, в этот раз не много… То тут, то там, по мелочи. Стреляют тут каждый день, зачем стреляют – трудно сказать. Когда просто так стреляют, когда и прицельно…

Потом он быстро уходит, позвали помогать командиру в разгрузке КАМаза. Фотографировать СОБРов нельзя, а жаль – был бы хороший портрет.

В Ханкалу меня как гражданского без соответствующего допуска, понятно, не взяли. Это потом, когда ехали домой, я вспомнил об этом с сожалением, когда генерал Ларионов, с серьезным выражением лица сказал: «Не правда ли - чем дальше от войны, тем больше понимаешь, что маловато подвигов совершил?». А потом рассмеялся и добавил - но ведь не возвращаться же… Ирония фразы дошла только потом. Можно было, наверное, и повидать больше, и больше получить впечатлений…

Сухой остаток в сознании – особое понимание необходимого и достаточного на войне. Но не в математическом, а самом обычном, человеческом плане. Замкнутое пространство, ограниченное зоной безопасности – своего рода пробирный камень на прочность. Здесь нужен не столько героизм, сколько особая устойчивость к монотонному ритму долгой и опасной работы. Ощущение войны фоновое – оно есть постоянно, при этом, как объяснили мне практически все, войны странной. Кавказ не идет в атаку, не лежит в окопе и не выставляет единоборщиков. На Кавказе – постоянное, непрекращающееся состояние настороженности. Состояние ожидания боя. Сейчас ничего нет, и тебе улыбаются, может быть сквозь сжатые зубы, а через минуту – открывают огонь. Это такое напряженное ощущение опасности, которой пропитан воздух. При этом никакой романтики – это реальность, в которой приходится жить. 176 дней в 1760 километрах от дома. Поэтому к календарю, сложенному из гальки и указателю на столбе так часто приходят все без исключения. 1760 километров до надежды. Такой вот символ…