«Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один, ноль, пуск!» - беспрестанно повторяют наши соседи по плацкарту - маленькие девочки, ожидающие отправления поезда. Мы сели в поезд «Уфа-Москва» десять минут назад и еще не «дотронулись» (по словам одной из девочек).
«Мама, я хочу есть, уже животик бурлит». Ну, ничего, еще несколько минут - и все побегут к титану заваривать «ролтоны», достанут копченую курицу и пахучие яйца, а мама «сделает домик» из простыней и на столе «сразу появится еда» точно «как в прошлый раз», когда они ехали из Москвы. Где еще поешь так вкусно, как в поезде?
За окном ничего не видно, только огни железнодорожного вокзала.
«Дотронулись». Нет, не верится, что мы в обыденной жизни, в поезде «Уфа-Москва», здесь приходит иллюзия того, что мы в иной реальности, такой же гипертрофированной и иллюзорной, как в «Таинственном поезде» Джармуша... До самого Сасово, объявленного проводницей.
Глубинка, не приукрашенная, а такая простая в своей "настоящести" захватывает сразу, погружает в омут такой беспощадной идентичности, что иногда кажется нереальной. Она гремит перестуком колес, она пробивает запахами и звуками, она приходит к тебе на перроне и больше не отпускает. Здесь все настоящее - от Сасово до Кадома, от Рязани до Кандалакши, а потом дальше и дальше до самого края земли, имя которой - Россия...

В Интернете читали: «Опасайтесь таксистов, они сдерут с вас уйму денег, дождитесь маршрутку». Кажется, бедных кадомских таксистов опасаются так, что они уже сами начали себя опасаться. Тот, который подошел к нам, - точно.
«Может все-таки на машине?» - не предлагает, испытывает. И, если мы согласимся, то по меньшей мере отругает нас за это. И точно - довел до маршрутки, переживая, как бы она без нас не уехала. Через 59 километров мы окажемся в поселке, основанном ни много ни мало в 1209-ом году. До революции Кадом был заштатным купеческим городом Тамбовской губернии.
«Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один, ноль, пуск!»
Первым нас встречает Глядково с чередой домиков, «длившееся» около двух минут. По-прежнему ничего не видно, все-таки еще нет шести утра. Водитель огромной маршрутки, в которой никого, кроме нас, отправился в Кадом раньше положенного.
В таинственном Устье начинаются деревья, но быстро заканчиваются. Наглядеться на них вдоволь нам удается, когда мы подъезжаем к Кадомскому лесничеству. Так много елей. Ну, наконец-то, можем поиграть в Дейла Купера из «Твин Пикс», восторгавшегося деревьями.
Полоски маленьких домиков и пустыри попеременно сменяют друг друга...

В шесть утра рабочий поселок не спит - кто-то едет на работу в Сасово, кто-то усиленно чистит снег. Мы быстро находим частный хостел «Олимп» в центре поселка - маленький деревянный домик, похожий на все остальные. Впрочем, здесь все в центре, на площади, которая ранее называлась Соборной - Дмитриевский собор, Милостиво-Богородицкий женский монастырь, знаменитое предприятие «Кадомский вениз», торговые центры, магазины. В Кадоме есть еще площадь Ленина, но она «заселена» учреждениями образования и культуры. И неизменный Ленин указывает своей неизменной рукой прямо на «Дом культуры».
По всем правилам таинственностей в хостеле открыты почти все двери, но никого нет. Это потом мы узнаем, что в Кадоме двери вообще не закрываются, а сейчас удивлены. В конце концов оказывается, что хостел занят людьми, прибывшими «облагораживать реку» - Мокшу, разделяющую Кадом на две части, и выселяться они собираются через несколько часов. Не выдержав утреннего ожидания в холодной комнате мы отправляемся в гостиницу напротив – «Виту». «Вита» больше, чем «Олимп», и ее действительно можно назвать гостиницей. Там мы и останавливаемся. Из окна - вид на магазин «Лукошко» и заснеженные холмы, на которых находится местная электростанция.
Пока у кадомчан перерыв на обед (с часу до трех), мы тоже обедаем - в кафе-баре «Березка». Местные жители называют его столовой. За соседним столиком ест щи и пьет пиво местная молодежь. Вообще, молодежи в Кадоме много, по дороге не раз встречаем краснощеких школьников и студентов.
«Что за попойка средь бела дня, вам еще уроки учить», - посмеивается женщина-у-стойки.
«Да отучились уже!» - возмущается парень – предположительно, студент Кадомского технологического техникума.
Время идет очень медленно, в таких местах всегда особенно ощутима собственная праздность, и мы отправляемся на «холмы». Пробравшись туда по шаткой деревянной лестнице с отсутствующими ступенями, мы, утопая по колено в снегу, подходим к самой высокой точке холмов, откуда открывается вид на поселок, усеянный деревянными хижинами. Наверное, летом это выглядит очень красиво. Сейчас сложно оценить что-либо, кроме собора и монастыря.
Осторожно спускаемся по все той же лестнице и направляемся в товарищество с ограниченной ответственностью «Кадомский вениз» - небольшую фабрику, известную на весь мир своими вышитыми изделиями. Но это мы узнаем от директора «Кадомского вениза» - Николая Дмитриевича Ренина.

Подошли мы вовремя - директор «Вениза» проводит экскурсию для школьников, в группу которых мы удачно вписываемся. Один из посетителей удивленно на нас оглядывается: «Из Ульяновска? Как же это вы сюда попали? Ленинский Мемориал стоит еще? Был я у вас на Набережной, вот там красиво. Вам остановиться-то есть где?»
«Стоит, есть», - успокаиваем мы мужчину, однажды бывавшего в Ульяновске.
«Кадомский вениз» - единственный в своем роде во всей России. Такого нет даже в Венеции», - рассказывает Николай Дмитриевич восторженным школьникам, оглядывающим вышитые полотна с неподдельным интересом. Что это за полотна, и причем тут Венеция?
«В народе бытует легенда, связанная с появлением кадомского вениза. Открыв окно в Европу, Петр I повелел всем знатным людям и боярам носить европейскую одежду, богато отделанную венецианским и брюссельским кружевом. Приобретался этот наряд за золото. И чтобы сберечь российскую казну, царь повелел обучить искусству заграничного кружевоплетения русских мастериц, пригласив на Русь венецианских монахинь, которые скоро прибыли и в Кадом.
Кадомчанки, издавна славившиеся рукоделием, охотно освоили эту ювелирную технику, из их рук стало выходить венецианское кружево, сплетенные иглой сказочные узоры. А вскоре на этой основе создали уникальную игольчатую вышивку - кадомский вениз, оставив в названии что-то венецианское. Так мы вроде породнились с Италией», - узнаем мы потом из архивных материалов кадомского краеведческого музея. А тем временем попадаем в цех. Вышивальщицы скрываются от объективов; просят, чтобы фотографировали только изделия.
«По восемь часов шью, глаза уже не видят», - причитает одна из них.
Самая большая зарплата здесь, по словам Николая Дмитриевича, тринадцать тысяч.
«А уехать не хотите отсюда?» - спрашиваю у всех одновременно, и со всех сторон слышу похожие ответы.
«Куда ехать? Здесь семья, хозяйство. Да и чем город лучше? У нас здесь хорошо. Бассейн вот скоро откроют»;
«Бассейн откроют, а больницу закроют, будем все в бассейне оздоровляться»;
«Мне, например, не хочется жить в городе. Я из Рязани приехала, у меня в городе дети болеют. Чем ваш город лучше? Здесь ведь остались самые труженики. Если бы в деревне был налажен сбыт сельскохозяйственной продукции, то все совсем по-другому было бы. А то одни магазины», - сетуют, перебивая друг друга, вышивальщицы.
- Сейчас в Кадоме зарегистрировано около пяти тысяч жителей, но по факту - три с половиной, - рассказывает Ренин. - Многие прописаны здесь, а работают в Москве.
Кадом находится в пойме реки Мокши. В 2012-ом году нас сильно залило - по телевизору показывали, как мы плавали. Около дома у меня стояла привязанная лодка. Были и до этого паводки. Обошлось без жертв.
В Кадоме до революции было семь церквей, но все разрушили. В одном из храмов до прошлого года располагался кадомский швейный техникум. Теперь же в нашем поселке есть только технологический техникум, а здание швейного передали епархии.
- Как удается предприятию держаться на плаву в таком маленьком поселке?
- Тяжело. Последним удачным годом был 2013-ый, когда ни санкций против нашей страны не было, ни кризиса. Зарплаты хватало, хоть она и маленькая - несоответствующая такой тяжелой кропотливой работе. Я, как директор, при всем желании, не могу ничего с этим поделать. Можно, конечно, за пять минут поднять цены на изделия, но кто их будет покупать? Итак, самое дорогое изделие, притом, что мы не завышаем цены, стоит 250 000 рублей. Сделать такое сложно, а продать еще сложнее. Единственное место, где можно это сделать - Москва. Как-то находим пути сбыта: Госдума, Администрация президента, депутаты, музеи. В прошлом году рязанский музей купил у нас изделий на полмиллиона. Вторая половина прошлого года стала для нас самой тяжелой, с трудом выкарабкались. До этого, чтобы выплатить людям зарплату, мы брали кредит, приходилось занимать у друзей под расписку. Я объяснял людям, что нарушаю законодательство, но куда деваться? Можете жаловаться в прокуратуру, но тогда меня заставят выплатить зарплату в принудительном порядке, залезть в долги, а потом - банкротство, предприятие закроется, и все, в конце концов, останутся без работы. Люди меня послушали, перетерпели несколько месяцев.
Этот год начали, слава Богу, более уверенно. У нас разные цеха: цех ручной вышивки, машинной, есть еще швейный цех. Раньше в вышивальном цеху работало более двадцати человек, но из-за того, что продукцию трудно реализовать, пришлось сократить штат до восьми человек.
Шьем мы последние годы на Москву. Нашли фирмы, которые обеспечивают нас всем необходимым материалом. Отшили мы, грубо говоря, тысячу блузок, и получили 400 000 рублей в течение трех дней - это стабильный заработок. Но бывают и проблемы. Фирмы закупаются материалами и простаивают, потому что старый товар не реализован и, следственно, у нас нет работы. Терпим.
Хоть мы и находимся в такой глубинке, участвуем в культурной жизни России. Да и не только России, были на выставках в Южно-Африканской Республике, в Германии, в Белоруссии.
- Каким вы видите будущее этого поселка и вашего предприятия?
- Пока мы - единственная фабрика на весь район. А будущее… Это же не столько от нас зависит, сколько от ситуации в стране. У нас все импортное, а запчасти, оборудование стали очень дорогими. Пока держимся, но живем одним днем. Сегодня зарплату получили - хорошо, что будет завтра - не знаю. И Кадом также. Здесь, кроме нас, люди в основном работают в бюджетной сфере - образование, культура, здравоохранение. В районе еще штук двадцать лесопилок. Но это частники. Воруют лес. Распилят - продадут. На лес спрос был, есть и будет. За счет леса у нас тут некоторые «королями» стали.
Зато магазины открываются и открываются. Напротив храма недавно построили торговый центр, но пообещали, что никаких развлекательных мероприятий в нем не будет - только торговля, так что церковь не препятствовала.
В храме у нас известный батюшка, к которому приезжают со всей страны. Он лечит души людей. Мне самому приходилось к нему обращаться, и то, что я хотел, через два дня чудном образом решилось.

За окном послышался колокольный звон - небольшой колокол, недавно приобретенный усердием священника Николая Житинева и кадомчан, созывал на богослужение в Дмитриевский Собор. История гласит, что самым знаменитым за время существования собора был колокол весом 500 пудов, отлитый на Кадомской горе пензенским мастером по заказу Кадомского городского общества. В его изготовлении принимали участие все кадомчане, отдавали, не жалея, различные ценности, вплоть до золотых часов, колец, серебряных ложек, вилок. Поэтому и звон колокола был необыкновенный, по мощности и звучанию приравнивался он к Новгородскому и Владимирскому. Благовест разносился на расстояние до 50 километров. В тридцатые годы храм закрыли. Поснимали колокола, растащили иконы, а старинную святыню приспособили под зернохранилище. С трудом, с грохотом, под плач стоящих на коленях кадомчан, сбросили большой колокол. От удара на площади образовалась большая вмятина, и люди долгое время обходили это место, как бы и себя причисляя к виновникам содеянного бесчинства. Говорили, что звонкоголосый кадомский колокол долгое время лежал на Сасовской железнодорожной станции. Сейчас сотрудники местного музея пытаются найти хотя бы фрагмент от знаменитого колокола.
На вечернем богослужении в Дмитриевском Соборе, куда мы отправились сразу из «Кадомского вениза», помимо нас, было три человека. Один из них – удивительный старец, в чьей застывшей в молитве фигуре мы не сразу распознали человека. Это был отец Афанасий.
На богослужение в Милостиво-Богородицкий женский монастырь в этот день мы так и не сходили. «Нет здесь никого – уходите», - сказала нам монахиня еще днем.

На второй день мы невольно познакомились с тем, кто бережет все эти домики с вечно распахнутыми дверями, когда в монастыре нас подозвала «служба безопасности» Кадома – «горячий казачок», как назвал этого мужчину отец Михаил, служитель монастыря. Так мы узнали, что страшно испугали сестер своими расспросами и были приняты за «шпионов», добывающих данные для грабителей.
Оказалось, что храмы в поселках постоянно грабят, и даже решетки на окнах не спасают от этого. Отец Михаил рассказал, что когда-то сам был атаманом и знает горячий нрав казаков. Он попросил не обижаться на «службу безопасности» и вынес нам просвиры.
В монастыре собралось гораздо больше людей, чем вчера в Дмитриевском соборе, хотя, не все пришли на службу. Прибыл отец Афанасий, и рядом с ним сразу образовалась небольшая очередь. Поговорили с старцем и мы.
- В прошлом Кадом был городом монахов, и кадомчане жили благочестивой жизнью, - начал отец Афанасий, не дожидаясь вопросов. - Девицы городские тоже приходили молиться, потом их стало около тридцати, и у них появилась мечта – создание женского монастыря. В 1797-ом году указом из Рязанской духовной консистории было разрешено устроить женскую общину при Кадомской соборной Дмитриевской церкви. До революции здесь было более четырехсот сестер.
Первоначальницей обители стала Екатерина Горская, которую вызвали из Рязанского женского монастыря, а этот храм был построен уже при второй настоятельнице – Акилине Волковой, кадомчанке. Екатерина, строгая, но благочестивая, перед смертью решила кинуть жребий – кому быть ее преемницей. Акилина была очень спокойная, добрая, Екатерина не верила, что она сможет стать настоятельницей. Она не записала ее в число сестер, которые должны были участвовать в жеребьевке. А потом все-таки подумала, что может обидеть Акилину, и добавила бумажку с ее именем. И так получилось, что жребий пал на нее. И именно при Акилине монастырю подарили землю, началось строительство. Это время было самым плодотворным.
…В Кадоме я уже тридцать два года служу в Дмитриевском соборе, а в 1997-ом году мы с Владыкой договорились о восстановлении монастыря. Его реставрировали последние двадцать лет – он весь был разрушен, покрыт рубероидом, и в нем находился склад Райпотребсоюза. Мы здесь все освятили и вот уже восемнадцать лет с преподобным Сергием совершаем службы. Средств больших, конечно, не приходит. Иконостасы сделаны очень просто – на фанере. Временами думаешь – Господи, почему же не находятся благотворители? Но дело-то ведь не в золоте, все должно быть намолено. Сестер у нас сейчас четырнадцать. Паломники приезжают – заказывают требы, поминовения, этим и содержится обитель. Сестры даже умудряются кормить паломников, которых бывает по семьдесят человек. Надеемся поднять подворье – есть земля, есть две коровы.
Люди тяжело идут в монастырь, атеистическое время наложило свой отпечаток. Раньше ведь в монастыре были даже девчонки двенадцати лет, с куклами. Семьи отдавали дань Богу. А сейчас кто приходит? Или нагулялись, или семью не получилось создать. Девчонки приходят, но редко. В основном, ко мне на беседу. Озабочены, что замуж не вышли. В сорок пять лет плачут, хотят семью, детей. Но сейчас такая ситуация во всем мире – запад сильно воздействует на все наши ценности через развившиеся информационные технологии. Запад дошел до однополой жизни. Уходит от Бога все дальше и дальше. Многие живут без росписи, без венчания, пребывают в блуде. Сожительство – это вроде как проверка. Но какая, в сущности, это может быть проверка, если все изначально построено на блуде? И еще, беда большая – приезжает много женщин, сожительствующих с семейными. Спокойно называют себя «любовницами», это такой статус. Я почему это говорю – страна ведь на семье стоит. На здоровой, духовной семейной жизни. Но есть предсказание отца Серафима Саровского, что в России молодежь поднимется и заполнит храмы, монастыри.
В советские времена церковь подавлялась рукой в гипсе. Гипс сняли, а рука не работает. Упустили молодежь. У меня у самого пять детей, пятнадцать внуков, семь правнуков. И тоже бывают проблемы. Атеизм - страшное понятие. Разве живая клетка могла произойти от взрыва в мертвой природе? Просто люди ищут веру, которая поощряла бы все их страсти.
С молодежью мы занимаемся. И если быть с ними жестоким юристом, то ничего не выйдет. К молодежи нужно с любовью относиться. Священник может отвести человека от Бога больше, чем любой атеист. Ко мне на исповедь приходили женщины в джинсах, с накрашенными губами – поначалу я осуждал их, ругал. Они, бедные, пришли причащаться, а тут такое волнение. В голове было – «Я ревнитель Божий!». А кто-то ведь выгоняет вообще. Представьте, человек в первый раз пришел в церковь, а его еще и священник выгнал. Надо быть очень осторожным. Он сейчас ошибается, и если ты ему с Любовью объяснишь это, в дальнейшем он будет исправляться. Бог – это Любовь. А когда священник делается юристом, судьей, человек теряется, у него опускаются руки. Нужно ведь помогать, а не осуждать. Нет такого греха, который бы Господь не простил.
Что вы делаете, когда у вас разрядился сотовый телефон? Без зарядки это просто кусок металла. Нужно ввести его в электрическое поле, чтобы он заработал. У дерева питание – земля и влага, без этого оно засыхает. А человек засыхает без Бога. Энергия Любви у Творца, и что мы можем дать ближнему, если не соединены с Ним? А счастье все только в этом. Разум греховен, и если он не освящен связью с Богом, все наши помышления сводятся к земному, к страстям – к домам да «мерседесам». А в них счастья нет, одна злоба. В вечности нет семейной жизни, нет материальных ценностей. Только духовная любовь.

«Я не святой, я воспитан на советском кино» - так заканчивает наш разговор отец Афанасий. Он, как и другие встреченные нами посельчане, надеется на подъем сельского хозяйства, легкой промышленности и светлое будущее Кадома.
Монастырь становится последним пунктом нашего исследования.
Через час нас ждет маршрутка и Преображенка-Новоселки-Восход-Мыс Доброй Надежды-Устье-Глядково-Сасово.